Дела минувших дней

      На Хоккайдо для местных жителей рыболовство как род деятельности было изначально предопределено богами: если посмотреть на карту, полуостров Осима похож на рыбий хвост — раздваивается на два полуострова — Мацумаэ и Камэда. С восточной стороны Осима омывается заливом Утиура, с западной — Японским морем, а с южной был пролив Цугару, отделяющий Хоккайдо от Хонсю. Где-то между гор и обилия вод на географической карте затерялся город Хакодатэ.       Близость большой воды всегда приносила с собой влагу и сырость в городе. Так и сейчас, несмотря на середину августа, когда в Токио было палящее солнце, в Хакодатэ накрапывал дождик. Дул слабый зюйд-ост, но было жарко. Цунаде приходилось обмахиваться веером еще чаще, а ее летняя юката темно-зеленого цвета с широкими рукавами казалась не такой уж и летней.       Сакумо раскрыл зонтик, и они продолжили путь. Сегодня сделали важное дело — запросили в архиве информацию насчет фамилии Сенджу. Девушка в круглых очках и западном форменном платье с белым воротничком приняла запрос и попросила зайти через неделю. А еще отправили телеграмму домой, чтобы никто не волновался. Временами Цунаде считала себя последней эгоисткой за то, что уехала так далеко от Какаши. Сразу же вспоминала, что приемный сын с раннего детства был самостоятельным, и ее присутствие в его жизни было скорее направляющим, чем повелительным. Сейчас и волноваться нечего — с ним была Сакура, оставалось только радоваться за них. Но червячок иногда подтачивал — это у Какаши с Сакурой должно было быть подобие медового месяца после свадьбы, а не у них. В конце концов, Цунаде сошлась со своей совестью на том, что если молодые остались вдвоем, с них станется.       Прибыв в Хакодатэ, специально подыскали дом на возвышенности — Цунаде боялась, что в теплое время года в городе будет стоять неприятный запах. Однако остатки вываренной сельди больше не сушили под открытым небом на улицах, а слабый запах водорослей мгновенно уносило ветром. Но кое-что осталось неизменным — хакодатские собаки и их лай в любое время дня и ночи.       За время ее отсутствия Хакодатэ несколько раз почти полностью выгорал и отстраивался заново. По этой причине Цунаде не смогла найти улицу, на которой был ее родной дом. В городе стало намного больше зданий, построенных из камня, даже дорогу вымостили булыжником. Идти по ровной поверхности в деревянных гэта на босую ногу было намного удобнее, чем в детстве по грязи, присыпанной глиной.       Они спустились вниз к морю — по утрам около порта открывался рыбный рынок. В ящиках на прилавках лениво ворочались огромные крабы, норовя сбежать, кальмары смотрели вверх одним блестящим глазом и безвольно подергивали щупальцами. Из кадок с водой в разные стороны торчали черные шипы морских ежей. Устрицы и морские гребешки лежали на прилавках ровными рядами, как яблоки, ожидая, когда продавец раскроет раковину и положит в огонь, чтобы продать уже готовую. Все это великолепие напомнило ей Сасебо. Стало не по себе, и она крепче перехватила Сакумо за локоть.       — Уже присмотрела что-нибудь на обед?        — Нет. Не знаю, может, просто поедим донбури на улице?       — А я хотел приготовить тебе танцующего кальмара.       — Что ты?! — изумилась она. — Как можно, он ведь живой еще, когда его поливают соусом в тарелке!       — Прости, я хотел удивить тебя.       — Мне уже приятно, поверь, — сказала и заглянула ему в глаза, ловя на себе такой озорной и по-мальчишески горящий взгляд. Знать и видеть, как Сакумо изо дня в день пытается ухаживать, удивлять, было бесценно. На секунду стало стыдно за то, что отказалась от кальмара, но слишком хорошо помнила, как в Сасебо Джирайя каждый день приносил ей запеченные сазаэ, чтобы поскорее восстановить силы после болезни. От этого и стало не по себе уже здесь, посреди рыбного рынка. В нескольких шагах от них были выложены небольшие тунцы сегодняшнего улова, один такой можно было есть три дня всей семьей. — Давай возьмем тунца, сделаем сащими.       — Нет, Цунаде, ты была права, нам лучше съесть донбури и осмотреть город. Для тунца уже поздновато — скоро полдень, а они еще лежат на прилавке, — презрительно заметил Сакумо.       После донбури, а это огромная порция риса с морскими гребешками, икрой уни и осьминогом, продолжать прогулку решительно не хотелось. Сакумо предложил сесть на трамвай, но Цунаде настаивала на пешей прогулке — считала, что должна ходить по этой земле ногами. Не стал настаивать на своем и пошел за ней, зная, что здесь слишком многое ей дорого.       Моросящий дождик утих, и теперь зонт был лишней ношей. Когда не спеша вышли к Пятиконечной крепости, выглянуло солнце, с его лучами от земли поднимался влажный пар. Стало еще более душно, но здесь было столько деревьев, чтобы спрятаться в их тени! От укреплений прошлых времен ничего не осталось, только ров с водой. Когда прошли внутрь бывшей крепости к бывшему дому магистрата, Цунаде присела и положила обе ладони к земле.       — Ты представляешь, здесь раньше ходил мой отец, — сказала ему. Ее голос странно зазвенел, а в уголках глаз Сакумо заметил слезы.       — Он участвовал в обороне крепости? — спросил первое, что пришло на ум, лишь бы отвлечь ее от переживаний.       — Скорее всего, что да, но я достоверно не знаю, а спросить больше не у кого.       — Может, в консульстве? Ты же росла в их приюте.       — Консульство теперь в столице, да и здесь уже все новые люди. Не осталось никого из очевидцев тех событий.       — Тогда мы можем узнать в архиве?       — Думаешь, нам скажут? — засомневалась она.       — Ты знаешь, где он похоронен?       — Мне рассказывали, что тела республиканцев запретили хоронить после боя, чтобы они лежали на улицах города в назидание всем остальным. Но мой отец выжил после битвы, раз потом принесли раненого домой. К нам пожаловали две недели спустя, — с этими словами она поднялась с земли и отряхнула руки. — А позже он и остальные домочадцы были похоронены в общей могиле.       — Ты знаешь это место?       — Да, сенсей часто нам рассказывал и показывал, где находится памятный кенотаф. Раньше я могла его найти с закрытыми глазами. Это на горе за святилищем, по пути к мысу Тачимата.       — Мы успеем туда подняться?       — Если не будем терять времени, — серьезно кивнула ему. И куда делся дрожащий голос и слезы, только что застившие ее обзор?       Ноги порядочно гудели после долгого перехода по городу, а ведь еще впереди был подъем на гору. Радовало одно — их дом находился поблизости. Сакумо удивлялся выдержке своей жены: эта миниатюрная женщина была полна энергии и шла на несколько шагов впереди, постоянно оглядываясь на него и поторапливая.       На горе стрекот цикад усилился и доносился со всех сторон. Несмотря на то, что город изменился и Цунаде теперь слабо ориентировалась в нем, дорогу к памятнику она нашла очень быстро. Да и ее трудно было потерять — широко вытоптанную тропу и каменные ступени вверх сложно не заметить. Наконец из-за веток показался памятник: на возвышении с небольшой дверцей стоял каменный столб из черно-серого камня, похожего на мрамор, сплошь покрытый сине-зелеными подтеками.       — Ты видишь это? — спросила так, будто он должен был увидеть намного больше, чем простой камень, и оглянулась на него. Затем, не дожидаясь ответа, продолжила: — Кровь воинов, погибших за праведное дело, через три года становится яшмой.       Молча посмотрел на нее, подмечая мельчайшие изменения в ее взгляде и тембре голоса. Слова были излишни, это место для нее особо почитаемое. Понимал ее как никто другой, помня, как сам первые несколько лет после эпидемии холеры в Сеуле приходил каждый день к жене и детям и часами стоял у камня.       — Этот памятник поставили много позже тех событий. Все благодаря Эномото и его стараниями, — снова пояснила она.       — Вот как?       Хотел еще добавить, что личность мятежного адмирала ему никогда не нравилась: как можно проиграть общее дело, а потом преспокойно жить? Но видя, как жена вышла вперед и застыла в нескольких шагах перед камнем, не посмел больше ничего говорить. Стоял и смотрел ей в спину. Прежде ровная осанка постепенно поникла, будто стала меньше. Некоторое время спустя Цунаде опустилась на колени.       Отвел взгляд, будто увидел нечто интимное, не предназначенное даже для него. Прислонился спиной к дереву и долго еще рассматривал клочки неба сквозь листву. Здесь было поразительно спокойно, только цикады нарушали тишину. Неизвестно, сколько он так простоял, позже Цунаде сама подошла и дотронулась его плеча. Внимательно посмотрела на него, но за время, проведенное у памятника, внутри нее что-то изменилось. Сакумо заметил в ее взгляде нечто невыраженное, будто пережитое в далеком прошлом до сих пор тяготит ее. Нет, подобное никогда не забудешь, только если не заставят забыть насильно, как это было с ним. Стало совестно — это он потащил ее сюда, полагая, что фамильные свитки Сенджу так важны для нее.       — Идем?       — Да, пойдем в сторону Тачимата, — сказала так тихо, что он едва расслышал. Всему виной хор цикад или же ее внутреннее состояние? Она все так же шла впереди, показывая дорогу, но сейчас в ее движениях больше не было той энергичности, с какой она бежала к крепости или поднималась к кенотафу. Не оглядывалась и не поторапливала, даже не смотрела в его сторону. Намеренно ли?       — Цунаде! — окликнул ее, подходя к открытому месту на краю мыса Тачимата. Еще шаг-два, и внизу откроется вид на каменный хаос в волнах прибоя. В лицо подул свежий ветер, а треск цикад сменился криками чаек. Она мельком посмотрела на него, и дала себя обнять со спины.       — Ты в порядке?       — Что за вопрос? Конечно! — ответила, но он почувствовал ее незаметный выдох.       — Значит, мне показалось, — сказал, хотя был уверен в обратном. Взял ее руки в свои. Несмотря на летнюю жару, ее ладони были холодные.       Они долго простояли, рассматривая едва уловимые очертания порта Ома, откуда выехали вчера утром. Небо на востоке стало наливаться насыщенным, синим цветом: дело шло к вечеру.       — Ты был прав, тебе не показалось, — медленно выговорила после долгого молчания. — Но пока не могу объяснить это.       — Расскажешь, когда сможешь, да?       — Пойдем дальше, становится прохладно.       — Темнеет уже.       — Это хорошо! Я покажу тебе место, откуда открывается потрясающий вид, хочешь?       Улыбнулся ей и снова пошел вслед. Тропинка стала ýже, петляя змеей между деревьев. Высокие сосны и криптомерии бросали темные тени — неплохо бы поторопиться домой, но жена продолжала подниматься в гору все выше.       Когда пришли на место, ветер усилился, солнце уже село, освещая западную часть неба в красно-оранжевый цвет. С востока наползала темная ночная синева, казалось, что они находятся на перепутье дня и ночи. За спиной из вод пролива поднималась полная луна. Город, лежащий перед ними внизу, напоминал песочные часы: узкий перешеек от Хакодатэяма до Хакамагоши и Сибэцу на севере сплошь мерцал желтыми искрами уличных фонарей. Где-то внизу были слышен собачий лай и перезвон трамваев.       — Ну как, нравится? — спросила его и села на землю. — А теперь посмотри вверх.       — Это самое прекрасное место, где я мог бывать, — завороженно прошептал он, наблюдая, как на небе начали загораться самые яркие звезды, которые видно даже в полнолуние. — Жаль, не видно Орихиме и Хикобоши.       — Праздник был неделю назад, они уже встретились, — сказала она и затем добавила: — Как и мы с тобой.       Сакумо сел ближе и сгреб Цунаде в объятия. Вспомнить ту, о которой забыл не по собственной воле, было неоценимо. Поэтому, когда заметил расхождения в стиле фехтования, попросил ее записать свои воспоминания, чтобы знать, с чего начинать поиски. И очень скоро события сложились так, что поездка на Хоккайдо становилась все более реальной. Иногда корил себя за то, что слишком напирал на нее, особенно, когда узнал, что у его жены страх перед морскими поездками. Она все никак не признавалась ему, с чего началась эта боязнь: меняла тему разговора и даже открыто игнорировала вопрос. Постарался решить проблему, как можно мягче, сократив морской путь до минимального.       — Ты знаешь, — начала она. — Сегодня подумала, как бы все сложилось. Если бы мой отец не помогал республиканцам, к нам в дом не ворвались враги? Можешь себе представить, если бы родители были живы?       — Нет, не могу, но часто представляю, какими были бы сейчас Ён Су и наши дети. Это очень больно, Цунаде. Тоже об этом думала у кенотафа?       — Да.       — Может, нам не следовало сюда приезжать? — осторожно поинтересовался.       — Почему?       — Здесь все напоминает тебе о прошлом.       — Ну, нет! — сверкнула глазами в его сторону и пылко продолжила: — Если я здесь оказалась, то просто так не откажусь от нашей затеи, так и знай! Когда мы еще сможем сюда приехать?       До встречи с Сакумо, она не предполагала, что когда-нибудь появится на Эдзо. Даже когда он предложил ей, отнеслась скептически — очень многое держало ее в столице. Но сейчас, чем дольше вела дневник воспоминаний, тем сильнее хотела увидеть эти места, и, если повезет, найти фамильные свитки. А еще в каждом своем действии чувствовала поддержку и любовь Сакумо. Неизвестно, какое из двух чувств руководило ей, но казалось, что все окружающее было правильным и нужным.       Сакумо притянул ее еще ближе к себе, обнимая двумя руками. Цунаде прикрыла глаза и положила голову ему на плечо. Кто бы мог подумать еще полгода назад, что она снова встретит его? Сейчас присутствие Сакумо в своей жизни казалось ей таким же необходимым, как дышать воздухом. Потянулась к его губам и увлекла в медленный, неспешный поцелуй. В нем чувствовалось мельчайшее движение губ, так сладостно отзывающееся искрами удовольствия на теле.       — Ты правда хочешь этого здесь? Могу и не сдержаться.       — Я бы посмотрела на это! — сказала ему с нескрываемой улыбкой и толкнула грудью, чтобы повалить его. Он ожидаемо выставил руку назад. — Только у нас осталось еще одно важное дело.       — Боюсь спросить, какое?       — Попробовать местное саке в порту!