Последний лепесток на ветру

      За окном проезжают машины, проходят люди и проносятся мотоциклы, создавая вечерний шум. Впрочем, он все равно не доходит до десятого этажа. Горло девушки в очередной раз до безумия сильно першит, а после наружу вырывается кашель, наполняющий одинокий кабинет шумом. Если бы причина этих страданий видела, что происходит с так называемой «Госпожой Яэ Мико», то наверняка предложила помощь или безразлично взглянула на столь почитаемую особу, которая сейчас ослаблено, спускалась под стол, чуть ли не теряя сознание от боли. Кашель — это меньшая из проблем, на данный момент. Куда большую опасность представляли кровь и цветы сакуры, выходящие всегда вместе.       Да, физически боль была нестерпимой, но то, что творилось в душе директрисы, передать было невозможно. Она знала наверняка, теперь уже единственная из сестёр Рэйден любила её, но не так, как это делала Мико. Любовь бывает разной и имеет свои последствия — это Мико пришлось познать сполна.       Усаживаясь назад в кресло, она плавно вспоминает свой жизненный путь. Все началось с того, что две необычные девочки подобрали её во время дождя. Признаться, она уже тогда привязалась к одной из них. Все трое взрослели и в итоге стали знаменитой троицей «две молнии и их лисица». Хотя Мико всегда отмечала то время самым значимым для себя и своих чувств, но на самом деле осознала она их немного раньше, в университете. «Любовь» стала для нее ничем иным, как проклятьем. Поначалу Мико страдала только постоянным кашлем. Врачи, не находя ничего странного, только разводили руками, не понимая, что происходит с абсолютно здоровой девушкой. Все стало понятно на десятый год «неизвестной болезни». Но стало слишком поздно. В течении месяца кашель участился, добавились кровь и боль. На второй из легких стали выходить лепестки, а спустя ещё два целые соцветия и иногда веточки. Так ей и поставили смертельный диагноз. На этой стадии ничего нельзя сделать с ханахаки — болезнью, поразившей прекрасную «Кицунэ».       На прошлой неделе она посетила врача, сообщившего печальные новости. «Корни достигли сердца, все же, не первый год растут. Не спасти вас.» — говорил доктор, видимо повидавший достаточно трагичных случаев, чтобы так спокойно говорить о скорой смерти своего пациента.       Как бы там ни было, директрису телеканала не интересовало «спасение». Ей необходимо было знать другое. Точнее, то, сколько ей осталось. «Месяц, может два» — вот её срок и он уже начался. — «Деревья растут по-настоящему долго и ещё дольше разрастаются, начинают цвести, а первые плоды могут дать спустя десятки лет. Пусть объем лёгких не так велик, чтобы это заняло столько времени, но и не так мал, чтобы погибнуть в течении первого месяца» — объяснил специалист.       Вернувшись в офис, что стал для неё словно дом за прошедшие полгода — именно столько она работала над своим телеканалом — Мико сразу же сказала своему менеджеру, о том, что через месяц-два хочет уйти в отпуск и той придется её заменить на какое-то время. «И это время — вечность» — комом застряло в горле. Все же, не имея возможности отказать, Райдэн неохотно согласилась. Хотя её настораживало такое поведение у обычно трудящейся директрисы.       Сейчас Мико сидела, разглядывая люстру в своем кабинете. Ещё вчера она думала, что вся жизнь впереди, планировала отпуск и мечтала о спокойной старости, а сейчас думает о своей смерти, планирует похороны и молится за счастье Райдэн. «Как переменчива жизнь» — с горькой усмешкой замечает она, вытирая кровь с уголка губ.

***

      Пока Эи находилась рядом, кашля не было, поэтому можно было расслабиться и спокойно работать над очередной программой. Пока они трудились, Мико всячески пыталась подшутить над Эи, заговорить с ней, дотронуться, чтобы как-нибудь позаимствовать с возлюбленной. Ей хотелось насладиться возможностью побыть наедине с той, которую любила больше жизни. Она делала так постоянно — наслаждалась каждым мгновением, принадлежащим только им. Они вместе были всегда. Но тогда почему влюбилась только Мико? Почему сейчас только её сердце сжимается при каждом слове, взгляде в сторону Эи? Почему всегда везучей девушки сейчас так не везет? Со всеми своими размышлениями, сама того не заметив, Мико на какое-то время как будто пропала, погрузившись в свои мысли. Её фиолетовые глаза были пусты, взгляд устремлён в никуда, а игривая улыбка и вовсе пропала. Очень скоро Эи заметила это и спросила все ли в порядке.       — Как на счёт того, чтобы хорошенько отдохнуть дома? Мы выполнили достаточно работы, чтобы заслужить это, — ловким движением, Мико выскользнула из кресла и встала за спиной возлюбленной, выглядывая из-за её плеча.       — Уже темно, — взглянув в окно, Эи продолжила. — Да, пора бы домой.       Возможно, именно из-за столь близкого общения между девушками Мико до сих пор жива. До сих пор не сошла с ума. Осознание скорой смерти — яд для разума. Когда ты знаешь, что совсем скоро умрёшь, создаётся ощущение, будто ты совсем ничего не значишь, не стоишь. Будто ты мелкая рябь на водной глади, где гладь — это мир, жизнь и общество.

***

      Всю дорогу домой они молчали, по всей видимости, каждая думала о своем. Эи — о каких-то отчётах и том, как не попасть в аварию, ведь сегодня вела она. Яэ — об Эи. О причине её скорой смерти. О её спасении и её проклятии. Она была обречена с самого начала. С того дня, когда увидела два одинаковых лица, перед своим. И почему-то, её заинтересовало то, что было как буря. Не милое личико, которое она сравнила со штилем, совсем не оно. Возможно из-за её выбора тогда, все настолько сильно изменилось.       Все эти размышления превращались в бесконечный круговорот мыслей, покинуть который, было почти невозможно. Но Эи, будто чувствуя, каждый раз вовремя вытягивала её из этого круговорота.       — Я зайду за данго, ты со мной?       — Даже не знаю, возможно, зайду ради того, чтобы посмотреть, как ты сегодня будешь разговаривать с тем бедолагой, — в привычной, игривой манере, Мико насмехалась над таким же, как и она. Их различие только в том, что парень спокойной переживет отказ. — Я думала, ты ему уже все объяснила, но каждый раз он так нервничает, глядя на твое личико, — драматично ахнув вначале своего монолога, она так же продолжила, теперь уже шутя над ними двумя. После спокойного «Мико», вместе со вздохом, лисица все же закончила это представление.       Не обращая внимания на все выше описанное, Мико, конечно же, отправилась вместе с возлюбленной. Нет, не потому что она хотела поиздеваться над юношей, а после и Эи. Нет, дело было в другом — в слабой ревности, ведь фиалка всегда немного болтала с ним, прежде чем вернуться в машину. Вечно молчаливая начинала разговор сама, чем только больше ставила свою общительную подругу в недоумение. Впрочем, стоит им перешагнуть порог квартиры, как ревность пропадает. Именно здесь, та самая фиалка принадлежала только Мико. Никто другой не мог даже прикоснуться к этому цветку. Лисица никогда не была собственницей, но с Эи всегда ею будет. С ней по-другому. Совсем по-другому.

***

      Сейчас было так же. Как только пакеты опустились на пол, а дверь закрылась, губы, покрытые клубничной помадой, накрыли слегка обветренные губы подруги. Как забавно звучит: начальница и подчиненная на работе; подруги на людях; и любовницы в доме.       Так же быстро отойдя, как и прислонившись, Мико вяло улыбнулась, относя все на кухню. Для неё было чем-то обычным, поступать так с Эи. Иногда казалось, что они с детства ведут себя таким образом. Поэтому и не было вопросов о том, влюблены ли они друг в друга. «Просто близкие подруги и в жизни, и в постели» — должно быть, думали обе. И если уж Мико сейчас умирает от безответственной любви, наверное, это было правдой. «Просто подруги» — вот её вечное наказание. Может даже проклятье? Только чем же молодая девушка могла так разогревать богов, которым поклонялись её предки? Думать не было времени. Теперь уже Эи затащила Мико в долгий поцелуй, а после и ванную, где девушки смогли отдохнуть от тяжелого рабочего дня, перед тем как лечь спать. Ничего необычного. Просто вечер лучших подруг. Ничего, только дружба и секс.       Как бы там ни было, ванная и вправду помогала. Почти каждый вечер, они вместе садились в наполненную до краев горячей водой ванну, а после, обнимаясь, проводили там около часа. Тут они могли спокойно поговорить, без посторонних людей, шумов и раздумий. Только их обнаженные души находились в том месте, скрываясь от всех за тонкими стенами и такими же дверями. Такие теплые и такие израненные. Их раны были далеко не от любви. Скорее из-за её отсутствия.       Эи аккуратно проводит по шраму Яэ, находящемся чуть выше груди и чаще всего скрытый под одеждой. Яэ, в свою очередь, рассматривает родинку на руке Эи, такой же формы, как шрам на своем теле. Это было чем-то особенным, связывающим всех трех сестер.       Теперь уже двух и это порой пугало сильнее, чем что-либо еще. Макото была лучиком счастья и для всех, а теперь покоится под землей в могиле, такая прекрасная, молодая и навечно спокойная. Это ранило глубже любого ножа. Этот шрам не стал чем-то особенным или связывающим, наоборот. Он стал страшным напоминанием, о том злополучном дне, когда последний лучик погиб, оставляя Мико во тьме совершенно одну. Ведь только ей доверилась Макото в свой последний миг. Только ей рассказала об истинной причине смерти — ханахаки. Даже интересно вышло, что они обе гибнут из-за одного и того же проклятья.       Осторожно поднимаясь, Яэ Мико включила теплую воду, дабы уже набранная не так быстро остывала. Когда же им обоим станет жарко, кто-то поднимется, чтобы открыть окно и впустить свежий, прохладный воздух. Паром дышать почти невозможно, именно по этой причине ветер из окна будто спасает от удушья.       И вот опять. Не успела Мико вернуться в воду, как к горлу подкатил кашель, а вместе с ним и листья. Не в силах сдержаться, она кашлем избавилась от мешающего объекта во рту, куда он быстро попал. Конечно, Эи не обратила бы внимание, если бы не сегодняшние события и общее состояние директрисы. По какой-то причине девушка все равно ничего не сделала, пусть её и терзали беспокойные мысли.       Вскоре, ванные процедуры были завершены, и пришло время отправиться в царствие Морфея, как изредка говорят. Даже тут они заключали друг друга в объятья и спали, не шевелясь до утра.