***
- Знаешь, - небрежно начинает Сухо, и Шиын крепче сжимает кий для игры в бильярд. Он уже чувствет, что ему не понравится то, что сейчас вылетит из этого глупого рта. - Обычно, когда ты признаешься в своей вечной любви… - Кто говорил о вечной любви? - ворчит он. - Ты ждешь, пока другой человек что-то скажет, вместо того, чтобы сразу его отвергать. Шиын ударяет. Шары разлетаются, вызывая раздражение с другой стороны стола. Сделав это, Шиын ставит свой кий вертикально, чтобы опереться на него, одаривая Сухо своим, как он надеется, самым незаинтересованным взглядом. - О чем ты вообще? - Ты должен… я не знаю, ты должен хотеть, чтобы я сказал, что я тоже влюблен в тебя, верно? Шиын не уверен, почему он спрашивает его об этом. Сама по себе мысль о таком настолько нелепа, что он чувствует, как раздражение исчезает, и он слегка усмехается от удовольствия. Сухо смотрит в уголок его рта, а его собственные губы сжаты в ужасе и удивлении. Шиын решает, что не хочет повторения сцены в больнице и комментариев о… о чем он тогда говорил? Его лицо, его действия и его теплое сердце или что-то в этом роде? Да, он хочет избежать этого любой ценой. Так что он просто говорит правду. - Я не хочу. - Ты не хочешь, - повторяет Сухо. - В чем смысл? Сухо ворчит что-то, что звучит как пародия на его слова, но Шиын игнорирует это. Он ждет, пока Сухо займет свое место у стола. Но вместо того, чтобы продолжить играть, он говорит: - И что? Ты собираешься сидеть со своей безответной любовью, так? Теперь Шиын недоумевает, почему Сухо не может просто отпустить эту ситуацию. Он хорошо понимает язык тела, особенно если это касается его друга. Напряжение в нем настолько очевидно, что это немного смешно, и не в первый раз Шиын задается вопросом, как он выиграл так много матчей, несмотря на то, что так открыто демонстрировал свои эмоции. Потому что абсолютно все действия Сухо, его притворная небрежность, избегание зрительного контакта, и то, как каждый мускул на его спине напряжен и готов к бою, говорит громче, чем его слова. - Я собираюсь избавиться от этих чувств, - говорит Шиын. Сухо промахивается. Голова кружится. - Что? Избавиться? - Да. - Это… — он сглатывает, - Я не думаю, что это так работает. - Конечно работает, — пожимает плечами Шиын, - У меня всегда срабатывало. - Действительно? - в его голосе слышен скептицизм. - Да. Шиын старается не делиться личной информацией. Даже своему другу он не рассказывал о своих родителях и о том, что они в разводе. Он не говорил о том, как он научился быть самодостаточным, потому что этого от него ждали. Не объясняет свою одержимость оценками. Теперь Сухо смотрит на него этими проклятыми щенячьими глазками, и хотя его рот закрыт, он явно выпрашивает дополнительную информацию. Несмотря на все причины, которые он мысленно перечислил, Шиын испытывает ужасное искушение. - Я не понимаю, почему ты хочешь об этом говорить. Забыв об игре, Сухо опирается поясницей на стол, неодобрительно поджимая губы из-за того, что Шиын продолжает тупить. - Потому что… потому что ты признался, что влюбился в меня, псих, — фыркает он. Он делал это много раз, когда поднималась эта тема, - Как я должен реагировать? - Не говорить об этом? - Хочешь поцеловать меня? Разум Шиына никогда не пустеет, даже когда он находится под воздействием наркотиков, как уже было доказано. Но сейчас он очень близко к этому, и все, что он может выпалить, это растерянное: - Как это связано с разговором? - Боже мой, — слышит он бормотание Сухо.***
Он понимал, что это еще не конец, потому что все существование Сухо предназначено для того, чтобы сделать его жизнь несчастной. Он полагает, что должен быть благодарен за то, что класс пуст, когда Сухо садится напротив его стола, вместо того, чтобы ждать снаружи, как он всегда делал. - Какой у тебя типаж вообще? Голос слишком громкий. Шиын поднимает пустой взгляд на раздражающее лицо. Очень привлекательное лицо, но это не имеет значения. Он полагает, что Сухо не отпустит его, пока не получит ответ, и с сожалением закрывает свой блокнот. - Типаж чего? - он придуривается, уже жалея об этом. - Типаж парней. Или девочек. Или людей вообще. - У меня его нет. - Ты должен его иметь. - Нет. Это даже не ложь, совсем нет. Шиын никогда не позволял себе отвлекаться, и никто никогда не привлекал его внимание таким образом. Неудивительно, что ему потребовалось так много времени, чтобы распознать симптомы. Причина, по которой его взгляд тянулся к четким очертаниям бицепсов Сухо, к плавности его движений. Почему, вместо того чтобы полностью сосредоточиться на домашнем задании, он неизбежно ловил себя на том, что бросает взгляд на спящего Сухо, на складку приоткрытого рта. Жар, который сохраняется всякий раз, когда Сухо касается его, его подбородка, его спины, обнимает его за плечи и прижимает их бока друг к другу. А затем Сухо, как обычно, набивает рот рисом, волосы падают ему на глаза, и вместо того, чтобы испытывать отвращение или недоумевать, как, черт возьми, он может уместить столько еды во рту, он чувствует что-то теплое, пьянящее и сладкое, свернувшееся между его ребер, прямо в груди. Любовь была, к сожалению, безошибочной. Сухо разочарованно фыркает, это уже стало привычкой, когда дело доходит до этого разговора. Шиын, по крайней мере, рад, что это так же расстраивает его друга, как и его самого. - Что тебе вообще во мне нравится? - в конце концов Сухо выпаливает это, и замирает. Ответ приходит легко, так легко, что Шиыну не нужно думать о словах. - Твоя доброта. Твой рот, из-за которого ты часто попадаешь в неприятности, но тебе всегда удается выбраться из них тем или иным способом. Твоя преданность. Ты никогда не отступаешь. Потеряв дар речи, Сухо уставился на него. Через мгновение, Шиын отводит взгляд. - Ты сам спросил. - Ну, я… я не… И теперь теперь он чувствует, как гнев растет, но изо всех сил пытается удержать его. Он не уверен, злится ли он на друга или на себя. Губы Сухо поджаты, когда он старательно избегает его взгляда. Это что-то новое. Шиын знает, что люди избегают его взгляда, но Сухо всегда был исключением - и за это он нравится ему еще больше. Его ответ приходит в виде бормотания. - Ты сказал, что не хочешь меня целовать. - Я сказал, что это не имеет к этому никакого отношения, и это не так. Физическое влечение — это только один из многих признаков симпатии к кому-либо. - Значит, ты хочешь поцеловать меня, — оживляется он. - Возможно, — пожимает плечами Шиын. - Что значит возможно? Ты либо хочешь, либо нет. - Хочу, но только если ты тоже этого хочешь. Хотя он не думал об этом раньше, он считает, что это правда. И снова Сухо не находит слов. На этот раз Шиыну это нравится, он откидывается на спинку стула и не отвлекаясь смотрит на покрасневшее лицо Сухо. Молчание — единственный ответ, и Шиын щелкает ручкой раз, другой. Раздумывает, стоит ли ему говорить то, что он хочет, но в конце концов решает, что скоро они должны забыть об этом. - А учитывая, что этого не произойдет, я не вижу смысла мусолить эту тему. - Почему… Почему ты так думаешь? Шиын смотрит ровным взглядом. - Я серьезно, - настаивает Сухо, наклоняясь ближе к столу, - Почему ты думаешь, что этого не произойдет? - Потому что ты не отвечаешь взаимностью, а я и не жду от тебя этого. - Ты должен был ожидать, что я это сделаю, - бормочет он. - Я не жду этого. - И я этого не ждал, - говорит, перебивая Шиына, - Взаимно, значит? Оу. Румянец на лице Сухо, такое редкое явление, теперь стал постоянным. Это увлекательное зрелище, но этот разговор пошел совсем не так, как он ожидал. И что он должен сказать? Было легко игнорировать все отдельные симптомы и желания, когда было очевидно, что это не взаимно. А теперь, когда возможность реальна? Настолько реальна, что кажется почти осязаемой. Взволнованные губы Сухо похожи на маяк света, который привлекает его внимание помимо его воли? Что ж, теперь Шиын действительно по уши в дерьме.***
Шиын ненавидит это. Если раньше те чувства доставляли неудобства, то сейчас они стали реальной помехой для его нормального функционирования. Теперь он не может провести даже обычный школьный день, не думая об этом, хуже того, не зацикливаясь на этом. Потому что в последнее время Сухо много пялился, на занятиях, во время пробежки и во время обеда, и он ходит с ним в библиотеку, и украдкой смотрит на него. Откуда Шиын это знает? Потому что он тоже пялится. В этом и суть проблемы, на самом деле. Шиын решает положить этому конец солнечным днем среды, отказываясь от подготовительных занятий, чтобы схватить Сухо за руку и тащить его по зданию, прямо туда, где никто их не увидит и не услышит. Честно говоря, более интимная обстановка была бы безопаснее и уместнее, но он не станет рисковать. Он не уверен в том, что он может сделать, не уверен, как долго он сможет держать свои предательские желания под контролем. - Тебе нужно прекратить это, - начинает он так безразлично, как только может. Сухо облокачивается о стену, принимая ленивую позу: нога согнута в колене, ступня упирается в стену, руки скрещены на груди, а голова склонена набок. - Ты о чем? - Это, - говорит Шиын, неопределённо жестикулируя между ними, прекрасно понимая, что это ничего не проясняет. - Поконкретнее, пожалуйста? - Ты меня преследуешь. - Ты притащил меня сюда, - возражает Сухо. - Потому что тебе нужно остановиться, прекратить пялиться и… все это! Ты как будто ожидаешь, что я вдруг прыгну на тебя или… - Не дай Бог, — бормочет Сухо, за что получает свирепый взгляд, - Слушай, что мне делать? Ты сказал мне, что я тебе нравлюсь, и с тех пор ты просто… Игнорируешь это, пытаешься избавиться от этого. Ты чертовски раздражаешь». - Ты думаешь, тебе тяжело? Я даже не знаю, что чувствую, — отрывисто признается Сиун, изо всех сил пытаясь сдержать эмоции, - Я думал, что это пройдет, но этого не произошло, и это худшее, что когда-либо случалось со мной. - Это драматично. - Нет, не так, — огрызается Шиын, и его разочарование наконец вырывается наружу, - Я всегда мог решить любую проблему. Я не позволяю никаким факторам отвлекать меня от моих целей, и мне это нравится. Мне нравится, что я знаю себя. Но это? Это кошмар. Это худшее. Я этого не понимаю и не… Предложение обрывается вместе с его голосом, и Шиын понимает, как быстро он дышит, как встревожен Сухо, его рука уже тянется вперед. Пытаясь взять себя в руки, Шиын закрывает глаза и резко вдыхает, считая секунды до следующего выдоха. Он делает это несколько минут, сосредотачиваясь только на дыхании. Это срабатывает. Когда его глаза снова открываются, Сухо уже не тянется к нему. Его руки упираются в стену за спиной, а глаза устремлены в пол. - Ты не обязан понимать все, Шиын. Особенно чувства. Иногда все, что остается сделать, это принять их. Честно говоря, одна только мысль об этом кажется ему неприемлемой. Не только потому, что это было бы признанием того, что Шиын больше не контролирует свои чувства и вынужден следовать своим самым основным инстинктам, но и потому, что он не может понять идею любить кого-то. И хотя у него нет четкого представления о том, чего именно он хочет от Сухо, его реакция на парня определенно указывает на определенное направление. - Но… это мучительно, — наконец признается он, напряженный, напуганный и уставший от всего этого. Это длилось неделями. Недели взглядов, страстного желания и притворства, что не делаешь ни того, ни другого. Шиын не позволил зияющей боли одолеть его, не позволил ей стать шире, чем она уже была. Но теперь все рушится, все то, что он целенаправленно отбрасывал назад и назад в надежде, что оно завянут и умрет — с глаз долой, из сердца вон. Рука Сухо внезапно опускается на его плечо, и от удивления и инерции Шиын придвигается ближе. Его глаза бегают по лицу Сухо, не в силах ни на чем остановиться. - Этого не должно было произойти. Резкий вдох обжигает, как и кончики пальцев, когда он хлопает ими по стене и наклоняется, не в силах сопротивляться зову. Как он собирается сопротивляться теперь, когда Сухо предлагает себя на блюдечке с голубой каемочкой? - Не-а, — резко останавливает его Сухо, безжалостно удерживая его большим и указательным пальцами за подбородок. Он облизывает губы, и в самом деле все это очень несправедливо, - Никаких поцелуев, пока мы не поговорим об этом. - Мы уже говорили об этом. Шиын удивлен, что его слова больше похожи на рычание, чем на что-либо еще. Все его тело, кажется, вибрирует от волнения, близость опьяняющая и такая чертовски опасная. - Шиын-а. Черт возьми, как Сухо может удержать его, когда он так взволнован и так жаждет этого? Несмотря на пространство между их губами, их тела прижаты друг к другу и не оставляют места для дыхания или мыслей о чем-либо еще. - Я тебе надоем, — он пытается встряхнуть их обоих, - Тебя будет раздражать, что я не знаю, что делать, что я не знаю, что сказать, что я не понимаю, почему ты иногда злишься. - Сомневаюсь, — отвечает Сухо с широкой улыбкой, от которой Шиына немного ведет. - Но позволь мне побеспокоиться об этом, хорошо? Если есть что-то, чему Шиын научился из их дружбы, так это доверять кому-то, кроме себя. Это полагаться на кого-то другого. И, возможно, это все, что ему нужно сделать. Противостоять страху и верить, что Сухо будет рядом с ним. - Хорошо. Улыбка Сухо прямо на его губах. На самом деле, всего лишь небольшое давление, и Шиын рассмеялся бы над тем, как одержим такой нелепой вещью в течение нескольких недель, если бы не был готов упасть на колени. Голова Сухо наклоняется в другую сторону, продолжая поцелуй с закрытыми ртами, но не более того. К несчастью для него, Шиын уже слишком долго терпел, и он не собирается медлить, когда получил все, чего хотел. Руки касаются шеи Сухо, Шиын не дает ему времени замедлиться. Он прижимает его к стене, губами призывая к более быстрому ритму. Конечно, в этом нет ни изящества, ни опыта, но, черт возьми, он жаждет попробовать все это, испытать все, что может, с Сухо. Он как будто позволяет Шиыну вложить в этот поцелуй все свои чувства и почувствовать все то, о чем он понятия не имел. Шиына ведет все больше и он становится все более расфокусированным. Такой податливый под его его руками Сухо остается прижатым к стене, его руки на талии Шиына время от времени сжимаются. И внезапно неуверенность и сомнения растворяются в воздухе, оставляя за собой непоколебимую, абсолютную уверенность в том, что это… это неплохо.