Pāsagon

      — Dracarys, — её голос четко и громко разнёсся над скалами Драконьего Камня, голос его храброй племянницы. Ни малейшего намёка на дрожь или волнение во время исполнения её церемониального долга.       Но Деймон всё ещё мог слышать слова, сказанные ею неосмотрительно несколькими минутами ранее. Слова, которые предназначались только для него.       — Nyke'll dōrī sagon nykeā tresy. (Я никогда не буду сыном).       Похоронная церемония вскоре закончилась, и участники поспешили вернуться на корабли, которые доставили их сюда. Им хотелось поскорее оказаться подальше от визга драконов, запаха горящей серы Драконьей Горы и статуй горгулий на фасаде замка, смотрящих на них сверху вниз. От всех тех вещей, которые Деймон обожал в этом месте. Рейнира была одной из немногих, кому здесь тоже нравилось, поэтому нет ничего странного в том, что в конце они остались вдвоём, единственные всадники драконов, не считая Рейнис, которая уже оседлала Мелеис и улетела обратно в Дрифтмарк.       Его брат онемел от горя, а Отто Хайтауэр только и рад был стараться, осмелившись, он положил свою руку на плечо короля, словно у него была власть над ним. Он обходит стороной Деймона, сопровождая Визериса обратно на судно. От Корлиса он узнал, что сегодня ночью будет внеочередное собрание совета. Отто, как грёбаный стервятник, собирался воспользоваться уязвим состоянием короля, чтобы окончательно вытеснить Деймона из линии наследования.       Рейнира была права. Она никогда не будет сыном. Точно так же, как и он, никогда не будет неоспоримым наследником.       Корабль уже отчалил, а она по-прежнему смотрела на дымящийся костёр. Караксес и Сиракс кружили над их головами, видимо предвкушая совместный полёт, который они совершали бессчётное количество раз. Можно было на секунду представить, что с последней их гонки с Драконьего Камня домой ничего не изменилось.       Но на самом деле изменилось многое. Прошло два года с того момента, когда Рейнира, ухмыльнувшись, сказала ему, что Караксес стареет, а Сиракс с каждым днём становится всё быстрее. Два года с того момента, когда он закатив глаза принял вызов и как всегда с лёгкостью одержал победу. Но она никогда не выглядела расстроенной из-за своих поражений. Напротив, каждый раз она спрыгивала с Сиракс с видом победителя и требовала, чтобы он показал ей тоннели, где были залежи драконьего стекла, пещеры в которых обитали дикие драконы и башни, где хранились сокровища их предков.       Ей было двенадцать, когда они в последний раз прилетали сюда вместе и тогда он поймал себя на мысли, что начинает видеть в ней не столько ребёнка, сколько компаньона. Она всегда была любопытной, но теперь стала отважной. Была забавной, но стала смешной. Она всегда с нетерпением ждала его рассказов о Валирии, но теперь сама была той, кто рассказывал истории.       — Однажды я буду здесь жить, — решительно объявила она ему в тот день, глядя на замок.       — Что ж, пожалуй, я позволю тебе, — ответил Деймон, едва заметно улыбаясь, зная в глубине души, что он не сможет ни запретить ей этого, ни разрешить. Уже тогда он понимал, что Визерис никогда официально не объявит его принцем Драконьего Камня.       Их полёты наперегонки прекратились, когда Отто организовал его смещение с поста Мастера над законом и убедил Визериса сделать Деймона командиром городской стражи, потребовав, чтобы тот жил вдали от дворца. Следующие два года он злобно отвергал приглашения на все светские мероприятия, проводимые в Красном замке. Но глядя на Рейниру сейчас, он жалеет, что не ответил на её предложение продолжить их совместные полёты. Он бы согласился, если бы она написала ему ещё раз. Но она этого не сделала.       И вот он внезапно осознал, что ей уже четырнадцать. Каждый раз, когда Деймон смотрел на неё, он удивлялся тому, насколько она выросла. Было невозможно не заметить новую и странную динамику, возникшую между ними. Интересно, чувствовала ли она это тоже? Он попытался сосредоточиться на выполнении поставленной перед ним задачи — сопроводить его скорбящую племянницу домой.       — Emagon pōnta geptot? (Они ушли?) — спрасила она, услышав его приближающиеся к ней шаги.       — Kessa. (Да). — Он остановился в нескольких футах позади неё, размышляя о том, как ему следовало поступить. Может, стоит оставить её одну наедине со своими мыслями? Или ему следует попытать утешить её, или…       — Sȳz. (Хорошо). — В её голосе звучали непролитые слёзы. — Я видеть его не могу.       Преданность своему брату побуждает его снова повторить слова, сказанные ей ранее на похоронах:       — Твой отец…       — Я слышала тебя, дядя. Я нужна своему отцу. А что насчёт моей матери? — Огрызается она в ответ, поворачиваясь к нему лицом. — Что нужно ей? Может не быть зарезанной?       Интересно, как много она успела увидеть в родильной комнате, прежде чем молчаливые сёстры сделали свою работу. Он надеялся, что ничего. Он надеется, что она говорит, опираясь лишь на известные ей факты, а не несёт в памяти образы изуродованного тела своей матери.       — Рейнира, она умирала, — как можно мягче ответил он ей. — Она уже умирала.       — Есть разница между просто умирала и была убита, разве нет?       Здесь он поспорить не мог. Он также не мог отрицать того, что от этого всего у него самого всё внутри переворачивалось. Хотя для него такие вещи были не в новинку.       Даже учитывая то, что он сам убивал людей таким же жестоким способом. Сама идея посеять своё семя в женщине, чтобы потом вырезать его из неё была чудовищной.       Но он не мог сказать об этом Рейнире, поэтому он говорит что-то похожее на правду:       — Мы бы стояли здесь в любом случае.       Кажется, чувство неотвратимости переполняют её, стирая с её лица все следы гнева. Внезапно она начинает плакать.       Черт. С этим он справлялся плохо.       Но затем Рейнира прислонилась к нему, и он подумал, что, наверное, ей надо было выплакаться. Может быть, она просто ждала, пока все разойдутся. Незнакомое тепло разливается внутри его груди при мысли о том, что именно ему она доверила свои слёзы.       — Я не знаю, как жить дальше без неё, — сопит она в его тунику, и он неловко обнимает её в ответ. Его сбивает с толку неожиданно возникшее у него желание прижать её, погладить по волосам, стереть слёзы с лица поцелуями. Но Деймон больше не может доверять парящим вокруг неё импульсам, поэтому он не предпринимает ничего из этого.       Вместо этого он выпрямляется и, положив руки ей на плечи, произносит единственное, что, по его мнению, он может ей сказать:       — Я знаю моя милая девочка, я знаю.       Тогда она, кажется, поверила в то, что он действительно понимает её. Рейнира делает шаг назад:       — Что делал ты, когда умерла твоя мама? — Спрашивает она, смотря на него как когда-то в детстве, тогда ей казалось, что он знал ответы на все её вопросы. В её голосе слышится боль и надежда, когда она задаёт следующий вопрос, — Что мне делать?       Скажи, что мне делать.       — Мне было три, Рейнира. И ситуация была другая, — он замешкался, застигнутый врасплох её вопросом. Эта не та тема, которую он хотел бы поднимать. Но опять-таки ещё никогда его племянница не смотрела на него заплаканными глазами и не просила поговорить об этом. — Она болела большую часть моей жизни. Я почти не помню её.       Это было почти правдой. Он помнил разного цвета глаза — один фиолетовый, другой зелёный. Искривлённый нос, задорный смех, мозолистые руки, украшенные золотыми перстнями. Запах травы, дождя и дракона. Алый цвет чешуи Мелеис, которая принадлежала его матери до того, как Рейнис стала её всадницей. Ало-красный — цвет его первых полётов, который предшествовал тёмно-красной чешуе Караксеса.       Колыбельные дракона, преследующие его во снах и по сей день.       Ничего из этого не сможет помочь Рейнире, и её взгляд поник из-за отсутствия у него ответа.       Он перебирает в голове варианты того, что могло бы ей помочь.       — Я был почти твоего возраста, когда умер мой отец, — начал он неспешно. — Хотя это всё равно не одно и то же. Мы не были близки, но… Караксес помог, — он остановился, внезапно осознав, что возможно у него найдётся для неё ответ. — Сиракс сможет помочь.       — Сиракс, — в её голосе прозвучала надежда, которую он хотел закрепить.       — Да, byka kipagīros (маленький всадник), — сказал он уверенно. — Сиракс поможет. Pāsagon issa. (Поверь мне).       В её взгляде появилась небольшая искра, когда она снова посмотрела на него.       — Тогда мы должны устроить гонку. — Поддавшись порыву, он берёт её за руку. Деймон ведёт её к утесу, где их с нетерпением ждали Караксес и Сиракс.       — Давай наперегонки в Королевскую Гавань, принцесса. А завтра давай сделаем это снова.       ***       ***       ***       ***       ***       ***       ***       ***       ***       ***       ***              — Это был всего лишь сон, — шепотом повторяла его храбрая жена в течение нескольких недель после их переезда на Драконий Камень.       Они все страдали от ночных кошмаров. Из них всех только Джоффри спал спокойно в своей колыбели.       Деймон стоит на страже их дней, он тренируется с мальчиками, обменивается сведениями с информаторами из Красного Замка, превращает жителей острова в преданных сторонников, как когда-то он проделал это с Золотыми плащами.       Но она охраняла покой их ночей. Именно Рейниру зовут дети по ночам, когда просыпаются в слезах от жутких сцен смерти преследующих их во снах.       — Это был всего лишь сон. Я не позволю, чтобы с вами что-нибудь случилось, — говорила она Джейсу и Люку. Прошло меньше месяца между смертью Харвина и Лейнора. Оба погибли, тела обоих были сожжены. У мальчиков было хорошо развито воображение. Им слышались крики. Их мать была последним оплотом безопасности на земле, и они цеплялись за неё.       — Это был всего лишь сон. Теперь вы в безопасности, — говорила она Бейле и Рейне. У них, как и у мальчиков были сны об огне, но чаще всего о крови. Им снились крики, которые они слышали из родильной комнаты, пока пламя не положило конец страданиям Лейны. Когда их пытается утешить Деймон, они замыкаются. Они наказывали его гробовым молчанием за то, что он был счастливее, чем когда-либо прежде. Но похоже, на Рейниру они не злились. Они льнут к ней, когда она устраивается рядом с ними в кровати, окружая их любовью, которую Деймон изо всех старался показать. Возможно, они чувствуют, что она знает каково это будучи девочкой, лишиться матери в родильном ложе, горевать и опасаться того, что такая же судьба уготована и тебе.       — Это был всего лишь сон, любимый, — говорила она ему, поворачиваясь в постели и сжимая его в объятьях до тех пор, пока он не переставал слышать стук собственного сердца в ушах.       Сначала он сопротивлялся ей, как делал это с Мисарией и Лейной. Он отталкивал её, разбивая внутри своей крепости лагерь, со всеми старыми укреплениями. Но в отличие от осады Мисарии, которая была слабой, и осады Лейны, которая была почтительной, осада Рейниры была безжалостной. Она приносит лестницы и тараны, она изучает периметр и находит скрытые, неохраняемые ходы.       Он прячется от неё, исчезает в ночи, летя через весь остров на пустынный пляж, где напивается и спит отрывками, видя во снах Вхагар. Она преследует его, седлая на восходе солнца Сиракс, чтобы привезти его домой до того как проснутся дети. Но иногда она ложится рядом с ним на песке.       — Я бы выпила с тобой, если ты не против, — сказала она ему, когда он, вздрагивая от яркого утреннего солнца, прятал своё лицо в изгибе её шеи, пока она пальцами расчесывала его волосы. — Есть вещи, которые я тоже хотела бы забыть. Мы могли бы сделать это вместе.       У неё были свои демоны, с которыми ей приходилось сражаться. Она никогда не говорит с ним об этом, но он слышит раздирающие стоны, которые она издаёт во сне. Деймон чувствует, как она дрожит, когда он пытается её успокоить, но чаще он видит, как она мечется и ворочается. Он видел по утрам её опухшие глаза после того как она провела ночь утешая то одного ребёнка, то второго.       — Ты проснулась. — Сегодня он обнаружил её сидящей на балконе, обхватив голову руками.       Ещё несколько недель назад он бы не смог застать её в таком положении. Проснувшись от очередного кошмара, он бы поспешил оседлать Караксеса, чтобы умчаться прочь. Но в последнее время он замедлился. Кажется, пришло его время для осады. Его очередь быть настойчивым. Она стояла на страже их ночей уже больше двух месяцев. Теперь его черёд нести вахту.       Когда она поднимает голову, он видит, что её лицо залито слезами. Это обеспокоило его. Он не мог вспомнить, когда в последний раз видел, чтобы она плакала. Возможно, это было в день похорон её матери. Деймон подходит к ней и опускается на колени рядом с её креслом, обхватив её лицо руками, он вытирает с него слёзы.       — Скажи мне. Тебе приснился плохой сон?       Она судорожно вздыхает и прислоняется своим лбом к его.       — Я так устала, Деймон.       Он берёт её ладони в свои руки.       — Я знаю. Ты измучена.       Так больше не могло продолжаться. Он постарается наладить отношения с Бейлой и Рейной. Он будет стараться лучше.       — Я не могу спать, я… — она замерла, глядя на их сплетённые руки у неё на коленях. — Я вижу ужасные вещи, когда закрываю глаза.       — Ivestragon issa. (Расскажи мне). Что ты видишь?       — Я вижу… — Всё еще сомневаясь, она смотрит на него.       — Pāsagon issa, dōna hāedar. (Доверься мне, моя дорогая девочка).       Она пожимает плечам, борясь со слезами.       — Я вижу кровь и огонь. Всё смешалось, — она оборачивается назад, как будто ожидает увидеть образы из сна даже сейчас. — Я вижу обгоревшее тело Харвина, но потом это Люк, а потом это ты. Моя мать зарезана, но потом я вижу Бейлу, а потом себя. Каннибал… Я вижу сны о драконах сжигающих и пожирающих нас. Так странно, я никогда не боялась диких драконов.       Калейдоскоп всех их кошмаров. Она впитала их все.       — Действительно звучит ужасно, — соглашается он, одновременно подыскивая слова, которые находила она, стараясь утешить каждого из них. Он повторяет их, сжимая её руки. — Это всего лишь сон. Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось.       — Я знаю, — говорит она, сжимая его руки в ответ. — Но потом я просыпаюсь и… — Она отстраняется, чтобы взглянуть на него и внезапно черты её лица смягчаются. Обхватив его лицо руками, она проводит по его щекам большими пальцами. — Помнишь, как мы устраивали гонки из Королевской Гавани на Драконий Камень? Много лет назад?       — Конечно, помню, byka kipagīros (маленький всадник), — улыбнувшись ей нежно, он повернул голову в сторону и поцеловал её ладонь.       — Однажды я сказала тебе, что хочу здесь жить, а ты сказал, что ты позволишь мне. — Она тихо засмеялась, её глаза наполнились слезами. — Я имела в виду с тобой. Уже тогда я мечтала о том, как буду здесь жить с тобой. — Она прижимается губами к его лбу с такой нежностью, что у него сжимается сердце. — Я всегда любила тебя issa valzȳrys (муж мой). Bisa iksos issa jaelagon (Это была моя мечта) поселиться здесь с тобой, — её взгляд опустился вниз. — Но… Мне всё ещё грустно.       Он знал, что она скучает по Харвину. Точно так же, как он скучал по Лейне. Странно грустить, когда ты, наконец, получаешь то, чего всегда хотел. Радость и горе, покой и вина, горькое и сладкое — всё смешалось так, что теперь невозможно было отделить одно от другого. Она смотрит на него с такой искренней любовью и тоской, что ему становится больно. Он понимает.       — Конечно, ты грустишь, Рейнира.       — Я не знаю, что мне делать с этим. Я не знаю, как мне всё исправить, — слёзы снова потекли по её щекам.       — Это невозможно исправить, — сожалея, он качает головой. — Так будет не всегда. Но ты этого не исправишь.       — Тогда, что же мне делать? — Спросила она в растерянности. — Скажи, что мне делать.       Он потянулся к открытой бутылке вина, которую заметил и собирался выпить, до того как обнаружил здесь Рейниру.       — Выпей со мной.       Она хихикнула явно, не ожидая такого простого ответа. Но в его глазах стоит вызов, когда он протягивает ей бутылку, а она никогда не могла ему отказать. Без колебаний она принимает его. Рейнира делает большой глоток прямо из горлышка, а потом передаёт бутылку ему.       В удивлении он приподнимает бровь, у неё явно получилось его впечатлить.       — Что? — Спрашивает она, едва заметно улыбаясь. — Я говорила, что хочу забыть.       Он подносит бутылку к губам и делает глоток, а потом снова передаёт её Рейнире. Они распивают вино в спокойной тишине.       Глубоко вздохнув, она вытирает глаза тыльной стороной ладони и откидывается в кресле. Её взгляд устремлён на полумесяц над морем. Он удобно расположился на полу между её ног, положа голову ей на колени, Деймон даёт своим глазам отдохнуть в перерывах между глотками. Шёлк её ночной рубашки холодил его щёку. Время от времени он смотрел на неё, любуясь тем, как серебристые локоны волнами ниспадали ей на плечи. От неё веяло мылом из бергамота, которое он ей привёз из своего последнего визита на материк, вином из чёрной вишни, которое они распивали. А ещё каким-то сочным, свежим ароматом, которым обладала только Рейнира.       Бутылка опустела больше, чем на половину, когда она, поставив её на пол, запустила руки в его волосы и принялась хаотично то заплетать, то распускать косы. Он мычит от удовольствия, пока его руки исследуют её обнажённые, гладкие, мягкие и теперь хорошо знакомые ему ноги.       Три месяца назад он и мечтать о подобном не мог. Тело Рейниры — теперь не просто его запретная фантазия, а дом.       Его руки медленно скользят верх, приподнимая за собой край её ночной рубашки. Деймон не торопился, он лениво рисовал пальцами узоры, зная, как ей это нравилось. Он наслаждался, чувствуя под своими ладонями мурашки и крепкую хватку в своих волосах. Её дыхание стало прерывистым, когда он медленно приблизился к её бёдрам.       Он откидывается назад и замечает, что она наблюдает за ним из-под полуприкрытых век. Удерживая её взгляд, он прижимает ладони к внутренней стороне её коленей, разводя их шире, чтобы он мог и дальше продолжить свой путь. Дойдя до тонкой ткани её нижней одежды, Деймон останавливается и томными, лёгкими движениями начинает вырисовывать круги по обе стороны от конечного пункта своего назначения.       Рейнира выглядит великолепно в лунном свете, раскрасневшись от вина и желания, она по-прежнему не сводит с него глаз, с её полуоткрытых губ вырываются хриплые стоны, которые подрывают его намеренья действовать медленно.       — Я тут подумал об ещё одном способе, который поможет тебе отвлечься, — пробормотал он.       — Да, пожалуйста, — шепчет она, удобнее устраиваясь в кресле, пока он убирает последний барьер на своём пути, чтобы его рот мог присоединиться к его рукам.       ***       ***       ***       ***       ***       ***       ***       ***       ***       ***       ***             — Мы получили ворона из Штормового предела. — Она стоит перед Расписным столом, его свирепая Рейнира.       Её голос, словно валирийская сталь, такой же холодный и резкий, когда она сообщает о смерти Люка и, что теперь они официально находятся в состоянии войны. Комната вокруг неё погружается в хаос, но её лицо было лишено каких-либо эмоций, если не считать горевших от ярости глаз.       — Они убили моего сына. На их совести смерть моей единственной дочери. Они украли мою корону. — Позади неё пылает камин, словно адское пламя против её холода. — Они ответят за это.       Совет возмущён и готов следовать любому её приказу для свершения возмездия. Она объявляет, что завтра Деймон возглавит армию, чтобы захватить Харренхолл, в то время как Корлис со своим флотом отправиться в Глотку и перекроет торговое сообщение с Королевской Гаванью.       Она совершенна, безудержна. Королева, от макушки головы и до кончиков пальцев. Дракон, от макушки головы и до кончиков пальцев.       Никогда ещё в жизни Деймон не испытывал такого облегчения.       Он ни за что бы, ни пожелал Люку такой участи. Люк, который любил летать, но мечтал о приключениях в Узких морях со своим дедом. Люк, который самозабвенно тренировался на мечах, хотя с того дня как он случайно лишил глаза своего кузена, испытывал к бою отвращение. Люк, который наслаждался иллюминированными манускриптами на Драконьем Камне и засахаренными фруктами, привезёнными Деймоном из его поездок в Пентос. Но какой бы трагичной не была потеря Люка, горькая истина заключалась в том, что смерть мальчика не была напрасна, она послужила толчком, чтобы разбудить его мать от пророческих снов. Он погиб смертью мученика и это спасёт их всех, спасёт их династию. Его кровь пролилась не зря, взамен они обрели решительную и непреклонную королеву, которая стояла сейчас перед ними.       Однако он видел как в этой королеве изо льда и камня появились трещины.       Он видел, как с каждой секундой этих трещин на поверхности становилось всё больше и больше. Деймон мог утверждать это по тому, как она крутила кольца на пальцах, как её взгляд всё чаще останавливался на огне, как её дыхание становилось более прерывистым.       Ему нужно увести её отсюда. Он не мог позволить ей распасться перед советом. Корлис, потрясённый потерей ещё одного наследника размышлял, были ли замешаны во всём этом Баратеоны, но Деймон прервал его на полуслове.       — Ваша светлость, не будет ли лучше нам собраться снова на рассвете? — Спрашивает он, двигаясь к ней, намереваясь вывести её отсюда.       Она смотрела завороженно на пламя, но, кажется, звук его голоса смог отвлечь её от мыслей. Рейнира смотрит на него так, словно видит его впервые с тех пор, как он сообщил новость, которая изменила всё.       — Ваша светлость? — Слегка надавливает он.       Pāsagon issa, моя любовь, пожалуйста, доверься мне.       Она смотрит на него ещё какое-то время, прежде чем отрывисто кивнуть.       — Да, на рассвете. Мы соберёмся снова на рассвете.       Деймон резко выдыхает, он и не заметил, как неосознанно задержал дыхание. Взяв его за руку, которую он ей предложил, она послушно следует за ним, когда он выводит её из Большого зала.       Она начинает свой спуск по лестнице с высоко поднятой головой, но с каждой пройденной ступенькой её плечи всё больше опускаются.       Его бесстрашная Рейнира, она ждёт, пока рядом не окажется никого кроме него, прежде чем рухнуть. Он успел её поймать, когда у неё подкосились ноги.       Его имя срывается с её губ в низком отчаянном стоне, и Деймон чувствует, как его начинает тошнить от собственного бессилия.       — Я знаю, issa prūmia (моё сердце), я знаю, — говорит он, беря её на руки.       — Я не могу… Я не знаю, как мне справиться с этим, — бормочет она ему в шею.       — Можешь. Ты уже это делаешь. Ты так хорошо справляешься с этим, любовь моя.       Она руками обвивает его шею, пока он несёт её в их покои, как она делала прежде, когда была маленькой девочкой. «Ты не поможешь мне, Деймон?» — Часто спрашивала его Эймма во время поздних пиров, пока её муж был занят, а на руках у неё клевал носом полусонный ребёнок. Он всегда издавал страдальческий вздох, но по правде говоря, Деймон оскорбился бы, если бы его не попросили и, возможно, Эймма об этом знала. Она скорей всего догадывалась, что он в тайне наслаждался своим статусом любимца Рейниры. В те моменты, когда она смотрела на него полными доверия глазами, Деймон действительно верил в то, что он чего-то стоит.       Он осторожно кладёт её на кровать, и она тут же сворачивается в позу эмбриона, бормоча что-то неразборчивое. И вот тут он замешкался.       С прошлой ночи они не оставались наедине. Он спал, свернувшись калачиком под боком Караксеса, а точнее пролежал без сна до самого рассвета. Весь следующий день он провёл в пещерах, пока не прибыл ворон с вестью о гибели Люка. Но между ними не было ничего улажено.       Возможно, она бы предпочла, чтобы он позвал Бейлу, которая готова была резать глотки и жечь города из-за гибели сводного брата, или Рейну, которая лила слёзы на руках у бабушки из-за потери жениха.       Но затем он слышит, как она просит тихим голосом:       — Пожалуйста, останься со мной.       — Я никуда не ухожу, — заверяет он, мгновенно приняв решение.       Деймон садится на край кровати так, чтобы ему было удобно избавиться от слоёв одежды, сковывающих её дыхание. Он быстро справляется с рядом жемчужных пуговиц на её юбках и золотыми застёжками на жакете, но снять сам наряд полностью у него не выходит, пока она лежит.       — Можешь встать для меня, моя милая девочка?       Её тело сотрясают долгие, полные горечи рыдания, но она позволяет ему помочь ей подняться. Он по очереди освобождает её руки из жакета, а потом стягивает юбки до лодыжек, придерживая её, когда она переступает через них. Расправившись с одеждой, он начинает развязывать и снимать с неё кожаные башмаки. Когда он заканчивает, она стоит перед ним в одной рубашке отделанной ажурным кружевом, а её рыдания сменяются тихим бормотанием.       — Ты был прав, — говорит она сквозь слёзы. — Мы должны были лишить Отто Хайтауэра головы. Мы должны были сжечь их всех на том мосту, когда у нас был такой шанс. Ты был прав во всём. Ты был прав…       Он был прав. Но её шея.       Без жакета он видит бледно-голубые, фиолетовые и желтые отметины, которые он оставил на её шее прошлой ночью. Рейнира позаботилась о том, чтобы скрыть их этим утром, выбрав верх с самым высоким воротом. Она хорошо их замаскировала. Никто не заметил. Но сейчас, когда она стояла перед ним раздетая и обезоруженная, их можно было увидеть даже в тусклом свете её покоев. И это всё, что он видел.       — Сны не сделали нас королями. Это сделали драконы. Ты был прав. А теперь Люка больше нет. — Рейнира всё бормотала, повторяя ему его же собственные слова.       Она отдалилась от него вчера, позабыв обо всех их планах и отбросив в сторону доверие. Взамен он получил необъяснимое подозрение в глазах и бредни его брата, вложенные в её уста. Деймон с самого утра и до вечера не делал ничего, кроме того, что демонстрировал ей свою верность, он защищал её права, пока она сражалась в родильном ложе, возложил корону ей на голову, преклонил перед ней колено в грязи. Но она отвернулась от него. Она рассказывала ему басни о сказочных пророчествах и несла гребаную ахинею. Отвергала его советы, поставив тем самым под угрозу всё, за что они, как он думал, боролись. Издевалась над ним, сыпля соль на раны, о существовании которых знала только она, давила на слабые места, о которых он только ей поведал. Он был полон решимости, изгнать призрак Визериса, вселившегося в её тело, голыми руками вырвать её из лап отца и вернуть обратно свою жену, племянницу, королеву драконов, которая, как он знал, скрывалась где-то там внутри. Он делал то, что, казалось, было необходимым.       Но её шея. Боги, её шея.       — Мы уже должны были взять Харренхолл. Мы должны были перейти в наступление. Ты был прав, — повторяет она безостановочно с нарастающей громкостью, её дыхание сбивается. — Это я во всём виновата. Ты был прав.       Он был прав, но она сейчас в шаге от того, чтобы задохнуться.       — Шшш, — он обхватывает её лицо руками. — Дыши. Ты должна дышать.       Он делает глубокий вдох, а затем глубокий выдох. Деймон повторяет это раз за разом, пока она ни начинает повторять за ним. Пока её дыхание не выравнивается.       — Ты был прав, — шепчет она в последний раз. Сейчас она выглядит спокойней, взгляд ясный.       Он был прав, но на её шее красуется отпечаток его руки.       Легким движением пальца, он проводит вдоль её ключицы, осматривая горло. Теперь она смотрит на него с настороженностью и растерянностью.       И хотя Деймон не верит в сожаление, но он всё же наклоняется к ней, чтобы коснуться губами синяков на коже в качестве акта покаяния.       Он не верит в извинения, но всё в нем говорит об этом.       — Shijetra issa, issa dāria. (Прости меня, моя королева).       Когда он отстраняется, её глаза широко раскрыты, но слёз уже нет. Возможно, она слишком потрясена, чтобы плакать сейчас. Кажется, он никогда прежде не просил у неё прощения. Но опять-таки он никогда не ходил с ней по краю измены раньше. Он падает перед ней на колени, обвив руками её талию.       Её пальцы перебирают его волосы, и он расценивает это, как сигнал к перемирию. Не окончательное прекращение огня, но негласное соглашение забыть о напряженности, возникшей между ними вчера ночью хотя бы на сегодня, на этот миг, когда она признаёт его правоту, а он осознаёт, что был не прав. Рейнира понимает, что сейчас она слишком в нём нуждается, чтобы сомневаться в его преданности.       Она опускается на пол рядом с ним, забирается к нему на колени и прижимается к нему с такой силой, словно надеется, что он не даст ей утонуть. Он постарается.       — Люк будет отомщён, — говорит он, обхватив рукой её затылок и прижав к своей груди.       — Как? — Спрашивает она. — Что мне делать? Скажи, что я должна делать.       Интересно, понимала ли она, что задаёт ему один и тот же вопрос после каждой существенной потери в своей жизни. Она должна была уже догадаться, что все свои ответы Деймон придумывал на ходу. Он предлагал всё, за что мог ухватиться, чтобы уменьшить её боль: гонки на спине дракона, вино из тёмной вишни, своё тело.       Но сейчас всё было иначе. В этот раз у него есть ответ. Он знает, что ей нужно делать.       — Ты должна ответить тем же. Око за око, сын за сына.